Дж. Руссо называет жанр своей книги «смешанным двойным жанром воспоминаний и биографии». Нью-Йорк, 1949 год. Джордж, восьмилетний мальчик-пианист из бедной еврейской семьи случайно ломает дорогую виолончель своего друга Ричарда Амстера. Мать Ричарда Эвелин, которая сама была пианисткой, с легкостью прощает его. Так зарождается их дружба. Много лет спустя, став историком культуры и профессором в Калифорнийском университете, а затем в Оксфорде, Джордж Руссо пишет «Плащ Рахманинова» — необычные мемуары, в которых рассказывает две параллельные истории жизни. Параллельные в том смысле, что их главные герои находятся в плену глубокой ностальгии по утраченному. Первая история — о судьбе Эвелин Амстер, неизвестной американской пианистки, потерявшей сына и одержимой великим русским композитором Сергеем Рахманиновым. Вторая — о самом Сергее Рахманинове, так и не сумевшем до конца жизни преодолеть тоску по утраченной родине.

Хорхе Марио Бергольо, архиепископ Буэнос-Айреса, будущий Папа Франциск, беседует с Авраамом Скоркой, раввином и биофизиком, — о религии, политике и мироустройстве, о проблемах, с которыми мир столкнется в XXI веке. Собеседники вели эти диалоги на протяжении многих лет, стараясь навести мосты между христианством и иудаизмом при помощи веры и разума. И для них не существовало запретных тем.

Белла Шагал (1889–1944) была не только женой и великой любовью художника, но и его музой, героиней множества его картин. Книга «Горящие огни» продиктована желанием Беллы запечатлеть и тем самым спасти от забвения жизнь родных мест. Для этой книги Марк Шагал сделал 68 рисунков, в которых он прослеживает главные эпизоды, вчитывается в текст и, соприкасаясь с душой жены, выстраивает собственное повествование.

Роман польского писателя Петра Пазиньского (р. 1973) критики назвали «первым литературным голосом поколения внуков Холокоста». Роман о путешествии в мир детства, в старый еврейский пансионат под Варшавой, где герой книги — «последний из цепочки поколений, ухватившийся за самый кончик», — проводил когда-то каникулы с бабушкой. Как теперь он понимает, это место казалось горстке уцелевших польских евреев «прибежищем в пустыне», «ковчегом». Так немного осталось от прежнего мира... Встречаясь то ли с последними постояльцами, то ли с тенями — персонажами из прошлого, он погружается в детство, ощущая собственную неразрывную связь со стариками. Это поэтичная и одновременно местами гротескная элегия уходящему миру.