Великанша Мира Хейккиля была очаровательна, она носила нарядные платья и, как все великаны, любила красивые, изысканные вещи, собирала сосны в букеты, а если в след от ее ноги набегала вода, получалось озеро. Но вот ее полюбил Пекка Пирхонен – по сравнению с ней он и вправду казался крохой. Могут ли любить друг друга столь разные существа?

Книга давно полюбившегося русским читателям израильского писателя Меира Шалева — о саде, который автор посадил собственными руками. Сад этот — «дикий», в нем есть только растения, созданные самой природой. Это не советы садоводам, хотя и они здесь есть. Шалев словно разговаривает со своим садом, и мы погружаемся в состояние, которое испытывает человек, оставивший позади суетливый грохочущий мир и погрузившийся в девственную природу, в размышления о самом серьезном и важном — одиночестве и любви, радости и скорби, о нашем месте в мироздании.

Впервые на русском роман израильской писательницы, включенный журналом «Шпигель» в число двадцати лучших романов, написанных за последние сорок лет, наряду с произведениями Сола Беллоу и Филипа Рота. Роман переведен на десятки языков и экранизирован. Мечты героини романа незамысловаты: защитить диссертацию, после защиты родить ребенка, потом купить квартиру, ужинать с мужем в уютной обстановке, обсуждать научные проблемы с завкафедрой, предрекающим ей блестящую карьеру, покупать красивые платья и чувствовать себя как за каменной стеной. Но встреча с другом отца и вспыхнувшая непреодолимая страсть рушит все ее планы...

Писатель Жан Жироду занимал высокую дипломатическую должность, и прекрасно знал политическую элиту своего времени. В чиновниках Ребандаре и Дюбардо, которых он вывел в этом романе, читатели безошибочно узнавали враждующих между собой Бертело и Пуанкаре. Но прежде всего это чудесный, поэтический роман о любви: на фоне
острого политического конфликта разворачивается история тайной страсти молодых представителей двух противоборствующих семей. Вновь и вновь повторяется история Ромео и Джульетты... Знаменитый французский писатель Андре Моруа говорил, что Жироду пишет не на французском, он пишет на «жироду».