Жак Ле Гофф (1924—2014), один из самых известных специалистов по Средним векам, в кратком курсе истории тела рассказывает о главном объекте дискуссий и конфликтов того времени, рассуждая о свободе, чувственности и сексуальности. Отношение к телу, угнетаемому и превозносимому, в Средние века было противоречивым и неоднозначным – от воздержания священников до наслаждения мирян, от устоев христианства до пережитков язычества, от моды в одежде до привычек в питании, от целибата до страстной любви.

«Люблинский штукарь» – один из самых прославленных романов нобелевского лауреата Исаака Башевиса Зингера.

Действие происходит в конце XIX века. Герой романа Яша Мазур – штукарь – гениальный фокусник, акробат, чревовещатель, дрессировщик, музыкант. Слава о нем идет по всей Польше. Но не трюками едиными жив артист, не чужды ему и человеческие страсти – от высоких до самых низких...  Используя свой дар, он пытается похитить крупную сумму, чтобы разрешить житейские проблемы. Из-за своей страстной любви к католичке Эмилии он едва не становится вором и убийцей, а затем становится виновником самоубийства влюбленной в него девушки. В ужасе Яша отказывается от всех соблазнов мира… и в конце концов находит путь к спасению. Совсем иной.

Исаак Башевис Зингер — один из редких писателей, большинство произведений которого существуют сразу в двух вариантах: в оригинале и в переводе, который порой заметно отличается от изначального текста. В 1974 г. на идише был опубликован роман Зингера «Экспедиции души». Через четыре года вышла английская версия романа с простым и запоминающимся названием «Шоша». Именно она знакома читателям во всем мире. Перед вами — перевод, впервые сделанный с оригинального издания на идише.

Роман польского писателя Петра Пазиньского (р. 1973) критики назвали «первым литературным голосом поколения внуков Холокоста». Роман о путешествии в мир детства, в старый еврейский пансионат под Варшавой, где герой книги — «последний из цепочки поколений, ухватившийся за самый кончик», — проводил когда-то каникулы с бабушкой. Как теперь он понимает, это место казалось горстке уцелевших польских евреев «прибежищем в пустыне», «ковчегом». Так немного осталось от прежнего мира... Встречаясь то ли с последними постояльцами, то ли с тенями — персонажами из прошлого, он погружается в детство, ощущая собственную неразрывную связь со стариками. Это поэтичная и одновременно местами гротескная элегия уходящему миру.